Читать книгу "Поэзия Басё. Перевод и смысл - Алексей Раздорский"

Танабата я аки о садамэру я но хадзимэ.

Поэт, конечно же, имеет в виду миф о звёздном свидании на небосводе Ткачихи (Вега) и Волопаса (Альтаир):

Когда на небе две звезды — Ткачиха с пастухом встречается, Я знаю – это верный знак, Что осень скоро начинается.

О свидании звёзд Ткачихи и Волопаса у поэта есть и другой хайку, написанный чуть ранее, когда его покровитель Сугинами Сампу посетил новый дом «Басёан»:

Такамидзу-ни хоси мо табинэ я ива-но уэ:

Звёзды забрались на скалы, Себя от потопа спасая, Там проведут они ночь, Спада воды ожидая.

Покинув Киото, Басё и на этот раз не собирался идти в Эдо. У него возникло желание снова поклониться могилам родителей. Как раз в это время, 15 июля, в родном доме отмечали праздник «Тама мацури» – в наше время – «обонкай» – поминание усопших. Находясь в Ига, Басё выступает перед поэтами и озвучивает несколько новых хайку. Лунный пейзаж в родном Ига после посещения семейного кладбища:

Мэйгэцу-ни фумото-но кири я та-но кумори.

Мой перевод:

Такая яркая Луна, Что даже даль всю освещает, Над полем – дымки пелена, Низины гор туман скрывает.

И там же в этот же день:

Мэйгэцу-но хана ка то миэтэ вата батакэ.

«Мэйгэцу» у поэта всегда «полная Луна», как и «мангэцу»:

Луна сегодня светит ярко, Как днём виднеются цветы, Сияют белым в поле хлопка Плоды раскрывшие кусты.

Трудно сказать, когда в японском языке появилось слово «вата», означающее, как и в русском, «вата», но в любом случае оно пришло не из русского языка. Об этом свидетельствует и история с японским мореплавателем Дайкокуя Кодаю. Он потерпел крушение в районе нашего Дальнего Востока в конце 18-го века. Когда «на пальцах» Кодаю расспрашивали, из чего сшита его куртка, он ответил: «Вата», поставив в тупик россиян, тогда ещё не знавших это слово.

До самых первых чисел сентября Басё оставался в Ига, участвовал в череде собраний поэтов и подготовил для местного издательства несколько сборников. 5-го сентября 1694-го года он провел здесь прощальный конкурс, во время которого озвучил хайку:

Юку аки я тэ о хирогэтару кури-но ига.

Каштан как будто тоже знает, Что осень скоро наступает, Свои скорлупки размыкает И как ладошки раскрывает.

В оригинале в конце звучит «ига» – «скорлупа», но совершенно ясно, что здесь Басё опять использует именно это слово, созвучное с уездом Ига, который поэт покидает в этот раз навсегда.

8 сентября он наконец выдвинулся в Осака, но сначала на день остался в Наре. 9 сентября в сопровождении Дзиробэя, Сико, Идзэна и Уэмона Басё прибыл в Осаку и остановился в доме поэта Сядо. Целью визита была попытка уговорить двух своих друзей Сядо и Сидо прекратить вражду и наладить отношения между сторонниками их школ хайкай. После Сядо он побывал и у Сидо. Но доводы поэта тот воспринимал неохотно и даже делал вид, что заснул. «Откровенно храпел», – написал Басё.

В один из этих дней, готовясь к очередному конкурсному собранию, Басё внезапно почувствовал себя плохо. У него начался озноб и поднялась температура. Но, почувствовав улучшение, он уже 12-го сентября принимает участие в чествовании поэта Сидо, а 13-го отправляется в храм Сумаёси на праздник любования Луной «цукими». По дороге покупает деревянную квадратную чашку «масу», – именно из такой во время празднования все угощаются «горячительным» напитком при Луне, но по дороге ему становится хуже, и он возвращается обратно. С грустью пишет хайку:

Масу коутэ фунбэцу кавару цукими кана.

Мой перевод:

Как жаль, на праздник я собрался, Купил и «масу» для «цукими», Друзья ушли, а я вернулся, Грущу, что я сейчас не с ними…

Совершенно очевидно, что без знания контекста и ситуации такие хайку вообще нет смысла переводить.

Ухудшение состояния здоровья всё чаще и чаще напоминало Басё о приближении трудных дней его жизни. В послании своему другу – известному мастеру каллиграфии Китамуки Кумотакэ, Басё пишет: «Тебе уже за 60, и мне скоро исполнится 50. Жаль, что скоро уйдём из жизни». Ему же он посвятил и хайку:

Котира мукэ варэ мо сабисики аки-но курэ.

В одном из изданных переводов читаю: «Повернись ко мне! Я тоскую тоже осенью глухой». Но смысл стиха всё же, на мой взгляд, глубже, что подчёркивается сочетанием «аки-но курэ». Поэт имеет в виду «приближающийся конец жизни»:

А я тебе скажу, друг, честно, Меня порой берёт тоска, Моей душе уже известно, Что наша осень уж близка.

На следующий день, 14-го сентября, и в последующие дни, несмотря на недомогание, Басё снова появляется в местах проведения коллективных сочинений «рэнку» и «касэн». Преодолевая боль, 19-го сентября поэт, еле стоя на ногах, всё же проводит очередной «рэнку», но 21-го сентября его состояние резко ухудшается. Басё жалуется на диарею. И тем не менее снова участвует в коротком «ханкасэн» – конкурсе (18 стихов в одном свитке вместо 36), продолжавшемся до самого утра. Выступает с хайку, в котором хвалит хозяина поместья Сяё, всю ночь вместе с семью учениками Басё сочинявшего и озвучивавшего стихи:

Омосироки аки-но асанэ я тэйсю:бури.

Глубокой осени пора, Но мы не спали до утра — Хозяин дома был здесь с нами И угощал друзей стихами!

В тот день в письме брату Мацуо Хандзаэмону Басё сообщает, что у него всё нормально: с десятого числа каждый день посещает собраниях поэтов, иногда сидит с ними до пяти утра, но пьёт лекарства и чувствует себя хорошо…

С 26-го сентября Басё опять активен. Участвует в «касэн» в доме Укамусэ, а 27-го – у Сономэ. И только 29-го пропускает очередной «касэн» из-за сильной диареи. Потом слабость, и Басё весь день проводит в доме. Скучая без друзей, сочиняет хайку:

Аки фукаки тонари ва нани о суру хито дзо.

Почти что осень пролетела, Скучать мне дома надоело, А у соседа — Есть ли дело?

Когда я читаю эти строки, то совершенно ясно ощущаю, что Басё относился к своему состоянию как к временному недомоганию и даже не задумывался над тем, что его ожидает скорая смерть. Он проявляет любопытство, интересуясь, чем же занимаются местные жители поздней осенью. Урожай собран, хранилища заполнены, остается только утеплить жилище и запастись топливом для домашнего очага, чтобы сидеть или лежать на полу в ожидании весны. Ведь ни радио, ни телевидения тогда ещё не было. Это он днями и вечерами мог занимать себя поэзией и встречами, а что же делали те, у кого жизнь однообразна и кому, кроме огорода или поля, занять себя было нечем?